Бжезинский заявил далее, что президент готов исподволь, еще до окончания предвыборной кампании, начать поиск путей постепенной нормализации отношений. Главное — добиться приемлемого решения афганской проблемы.
Далее в течение двух часов мы обсуждали только эту тему. Бжезинский сказал, что пока высказывает „общие идеи" и не вдается в детали. В целом его высказывания представляли определенный интерес, отражая, видимо, ход мыслей в Белом доме и зондаж возможного компромисса по афганскому вопросу. Не исключено, что это были лишь собственные мысли Бжезинского. От госсекретаря Вэнса я их никогда не слышал.
Целям безопасности южных границ СССР, говорил Бжезинский, отвечал бы строгий нейтралитет Афганистана. Однако если Москва стремится создать из Афганистана коммунистическое государство и твердо решила сохранить Кармаля, который не пользуется поддержкой населения, то США будут и дальше выступать против этого.
Бжезинский достаточно четко сформулировал позицию администрации: США за нейтральный, дружественный Советскому Союзу Афганистан по типу Финляндии, но они решительно против превращения его во вторую Монголию.
США готовы дать гарантии невмешательства извне в дела Афганистана. Однако они хотели бы знать, в течение какого срока будут выведены советские войска: месяц, два или речь идет о годах. Почему бы СССР не согласиться на замену своих войск войсками дружественных СССР мусульманских государств типа Алжира, Сирии и т. п. В крайнем случае можно подумать даже о возможности сохранения права какого-то возврата советских войск, если с территории Афганистана будет возникать угроза СССР.
Оглядываясь назад, следует сказать, что высказанные Бжезинским идеи могли бы послужить базой для серьезных переговоров по афганскому урегулированию, если бы тогдашнее советское руководство не поддерживало так упорно режим Кармаля; когда же Горбачев, значительно позже, отказался от него, то было уже поздно вести такого рода переговоры.
Бжезинский высказался также о гарантиях нейтралитета для Ирана и Пакистана. США, сказал он, готовы принять и соблюдать такой статус в виде негласной советско-американской договоренности, если сами эти страны заявят о своем нейтралитете. Однако США не готовы идти на совместные официальные гарантии такого нейтралитета. Во-первых, не следует создавать в мире впечатление о каком-то советско-американском кондоминиуме в этом районе. Во-вторых, такие совместные гарантии, если говорить откровенно, как бы выводят СССР с согласия США на берег Персидского залива, чего не было до сих пор.
Администрация Картера сама не ставила и не ставит вопрос о каких-то советских гарантиях безопасности путей доставки нефти из Персидского залива в западные страны (хотя пресса США и поднимает такой вопрос), продолжал он. Администрация полагается на общую ситуацию и на другие возможности, как, видимо, сделала бы это и сама советская сторона.
В целом в высказываниях моего собеседника по двум последним вопросам сквозило явное нежелание сделать эти вопросы предметом дипломатических переговоров, тем более с привлечением указанных государств, ибо это могло бы затруднить проводимую администрацией линию на наращивание военного присутствия США в Персидском заливе и Индийском океане, сбить антисоветский накал вокруг афганских событий. Бжезинский явно предпочитал конфиденциальный канал, что, в общем-то, было понятно.
Что же касается Китая, то Бжезинский сам признал, что администрация отошла от ранее провозглашенной ею политики „равноудаленности" от СССР и Китая в пользу сближения с Китаем. Мотивировал тем, что администрация, мол, неоднократно обращала внимание Москвы на то, что в США болезненно воспринимают использование кубинцев против американских интересов в различных частях света. Москва, однако, полностью игнорировала эти обращения. Теперь администрация „решила аналогичным образом использовать китайцев".
Сказано все это было Бжезинским прямолинейно и достаточно откровенно. Мне нравилась эта черта его характера, хотя это и не всегда способствовало уравновешенному ходу бесед с ним.
Бжезинский говорил далее о необходимости поддержания контактов и проведения „прямого откровенного диалога" между Картером и советскими руководителями. Вместе с тем он выразил „личное мнение" (в противовес Вэнсу, хотя он и не упоминал его имени), что на данный момент встреча двух министров была бы малорезультативной, ибо нет еще точек соприкосновения в позициях сторон по афганскому вопросу. А неудачи такой встречи допустить никак нельзя. Надо заранее обеспечить „необходимый минимум" успеха.
От этой интересной беседы с Бжезинским у меня сложилось впечатление, что помощник президента рассчитывал оказать давление на нас в афганских делах. Но в то же время впервые как бы прощупывал возможности урегулирования конфликта (к сожалению, Москва не реагировала на это, ни в чем не веря больше Картеру). Вместе с тем в Белом доме, видимо, начинали опасаться, не перебарщивает ли Картер в своей нынешней антисоветской риторике, которая создает у населения определенную тревогу в отношении конфронтации с СССР. А это было плохо для предвыборной кампании самого Картера. Соответственно заметно стало стремление администрации сохранить контакт и диалог с советским руководством, не рвать, а поддерживать „на плаву" канал связи с Москвой. Этому, судя по всему, администрация и сам президент придавали определенное значение. Не случайно к этому делу подключался то Вэнс, то Бжезинский.
В целом же создавалось довольно странное впечатление от двойственного поведения администрации: в контактах со мной ее представители выступали в роли лиц, озабоченных ухудшением наших отношений; публично же все действия администрации лишь разрывали эти отношения.
Так, Картер официально высказался за бойкот Олимпийских игр в 1980 году в Москве, призвав все американские компании и фирмы воздержаться от участия в делах, связанных с Олимпиадой.
В марте у меня состоялась еще одна продолжительная беседа с Вэнсом. Речь опять шла об ухудшающихся отношениях между США и СССР. В ходе достаточно пессимистических высказываний госсекретарь не скрывал, что у президента сейчас на первом плане явное желание „наказать СССР за Афганистан".
В целом из беседы было видно, что команда Картера-Бжезинского основательно „подрезала крылья" Вэнсу. Сыграли тут и мы свою роль, по-существу, заблокировав его предложение о встрече министров. Вэнс говорил уже о более ограниченной цели: встрече министров в мае в Вене во время празднования 25-й годовщины подписания Государственного договора о восстановлении независимой и демократической Австрии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
